«Ислам прекрасен, но мусульмане – далеко не всегда». Это распространённая фраза, которую слышали в той или иной форме практически все мусульмане.
Но в чём же красота Ислама? В чём та форма прекрасного, которая отождествляется с Исламом? Вот те вопросы, которые сподвигли меня написать эту статью.
Задумавшись на эту тему, я понял, что не могу дать однозначный ответ, в чём заключена эстетика Ислама, точнее, я не могу представить этот однозначный эстетический образ. Потому что он разный у самих мусульман, а что уж говорить о немусульманах, для которых образ исламской эстетики часто ассоциируется со сказками тысячи и одной ночи, которые имеют к Исламу очень косвенное отношение.
Приведу пример: один мой старший товарищ начал свой путь в Исламе в 90-е. В это непростое во всех смыслах время мусульмане на постсоветском пространстве заново открывали для себя Ислам. В тот период он был студентом университета и с группой единомышленников увлёкся суфизмом, причём не характерным для Дагестана суфизмом накшубандийских или шазилийских тарикатов в их местном изводе, а утончённым мистицизмом Джалалуддина Руми и тарикатом мевлевия, который они познавали через многочисленные работы советских востоковедов. Это была такая тусовка молодых городских интеллектуалов, которых привлекала именно эстетика суфизма, а местный, сельский суфизм для этих отличников был слишком примитивен, он их не привлекал.
Здесь важно отметить, что изначально одним из основных факторов, определивших их религиозный выбор, была именно эстетика, поэтическая и идеалистически-мистическая.
Другой, уже более современный и массовый пример эстетического восприятия Ислама – это восприятие через эстетику маскулинности. Ислам воспринимается как религия в первую очередь суровых брутальных мужчин и покорных женщин. Это делает его очень привлекательным в глазах не только самих мусульман (молодой его части в первую очередь), но и разного рода правых консервантов и альтрайтов, включая ультраправых на западе. Либо просто для тех молодых людей, которые хотели бы быть более мужественными.
Все эти аватарки со средневековыми всадниками и воинами, львами и т. д., видеоролики с нашидами на фоне боевых действий – всё это некая сублимация, создающая тот самый образ современного сурового «ахыя».
Отдельно стоит выделить образ набожного бойца, спортсмена-единоборца, который стал плотно ассоциироваться с образом мусульманина, сначала на постсоветском пространстве – благодаря кавказским бойцам, а теперь уже во всём мире – благодаря Хабибy Нурмагомедову.
Да, конечно, у мусульман, имеющих шариатское образование или просто вышедших из среды интеллигенции, это вызывает справедливое порицание и негодование.
Но есть ли альтернатива – понятный и привлекательный образ мусульманина для широких масс молодых мусульман? К сожалению, я вынужден констатировать, что его нет. Критикуя сложившийся образ, нужно что-то предложить взамен, а его нет. У нас нет своего Голливуда и даже Болливуда, которые могли бы создавать и транслировать образы для молодёжи; модель шариатского студента, а тем более шейха, не может быть да и никогда не была массовой. Суфизм и тарикаты как институты шариатской нравственности и аскетизма тоже практически не востребованы.
Напоследок хотелось бы привести пример из 20 века, времени расцвета политических квазирелигий, таких как фашизм, нацизм и коммунизм. На пике своего могущества они породили большой пласт культуры и были сопряжены с определённой эстетикой: фильмы Лени Рифеншталь и Эйзенштейна, нацистская форма от Хуго Босса и ранний советский авангардизм, факельные шествия и парады физкультурников и т. д. Одним словом, эстетика является важным критерием состояния системы, на которое нам стоит обратить внимание, и поводом задуматься.