Ибн Таймия и Томас Гоббс

В данной статье я решил сравнить взгляды двух философов (именно философов, если кто-то не согласен с подобным описанием Ибн Таймии, то он просто незнаком с его взглядами либо лукавит) не просто так – оба они являются представителями такого направления философии, как эмпиризм. Я не в первый раз так делаю, до этого я уже сравнивал взгляды Сухраварди и Гуссерля как представителей разных интеллектуальных традиций, имеющих вместе с тем некоторые общие взгляды.

Для начала объясним, что такое эмпиризм. Эмпиризм (от др.-греч. ἐμπειρία — «опыт», «знание» [приобретаемое опытом]) — направление в теории познания, считающее чувственные ощущения основным источником знания. Противостоит рационализму и мистицизму. Для эмпиризма характерна абсолютизация опыта, чувственного познания, принижение роли рационального познания (понятий, умозрительных теорий). Эмпиризм лежит в основе материализма и скептицизма, поэтому победа эмпиризма как способа познания в Европе в новое время стала одним из факторов отхода от религии, принижения её значимости, поэтому среди верующих философов редко можно встретить эмпириков, и наоборот – они часто встречаются в среде атеистов и агностиков. Но это не относится к героям нашей статьи, они как раз из редкого числа верующих эмпириков.

Сам по себе эмпиризм как сформировавшаяся школа существовал уже в период античности, ярким представителем его был Секст Эмпирик, которого относят к скептицизму. Секст полемизировал со своими оппонентами из других античных школ – платониками, стоиками и т. д., подвергая сомнению их рациональные доказательства, считая, что мир и предметы невозможно познать полностью. Более того, он применил этот метод и к самому скептицизму, то есть подвергал сомнению свои взгляды.

Секст Эмпирик и скептицизм в целом были забыты почти на полтора тысячелетия, пока трактаты «Пирроновы положения» и «Против учёных» не были опубликованы в 1570-х годах в переводе на латынь и неожиданно оказались очень востребованными в Европе, оказав влияние на многих мыслителей, в том числе и на нашего героя Томаса Гоббса. Но это в Европе. В исламском мире ситуация обстояла иначе: пока в Европе продолжались «тёмные века», в халифате, наоборот, развивались науки и активно переводилось античное наследие. При этом неизвестно, чтобы труды Секста переводились на арабский, вместе с тем в трудах арабских ересиографов есть описания философской группы скептиков, которые фигурируют там под названием «ля адрия», что можно перевести как «незнающие». Причём при описании их взглядов указывается, что они, как и Секст, подвергали сомнению свои взгляды – сомневались, что они сомневались.

В исламском мире того периода труды поздних античных авторов при переводе часто приписывались Платону и Аристотелю. Всё это с высокой долей вероятности позволяет говорить о том, что труды Секста хотя бы частично, но всё же проникли в исламский мир, несмотря на то, что его имя оставалось неизвестным. С этими трудами, по всей видимости, и познакомился Ибн Таймия.

Здесь мы можем выделить первый общий пункт у двух мыслителей (помимо самого эмпиризма) – это влияние идей Секста Эмпирика.

Следующим общим пунктом является критика современных для авторов школ схоластического богословия (в исламской традиции мутакаллимов), причём критика именно методов приведения доказательств, основанных на аристотелевской логике. Оба мыслителя использовали именно эмпиризм как «дубину» против своих оппонентов, подвергали критике доказательства, основанные на категоричных силлогизмах, которые активно использовали схоласты, и ставили под сомнение саму возможность вывести категоричные доказательства, основанные на рационализме. Для этого, например, и тот, и другой приводили мнения различных схоластических или философских школ по одному вопросу как пример того, что они не способны вывести однозначные категоричные доказательства, да и вообще в целом философия и схоластика, занимающиеся метафизикой, бесполезны.

Причины такого отношения, на мой взгляд, кроются в историческом и культурном контексте, в котором жили герои нашей статьи.

Ибн Таймия жил в Дамаске в 7 веке по хиджре. Причём на тот период ашаризм уже несколько столетий как стал официальным мазхабом государства, сеть государственных медресе Низамия была отдана в руки ашаритов. Ибн Таймию как ханбалита это не могло устраивать, он видел, как школа, к которой он себя относил, уступает оппонентам, и одной из причин было отсутствие сильного интеллектуального базиса, поэтому он и выбрал эмпиризм как интеллектуальную альтернативу своим оппонентам, с одной стороны, и хорошо сочетающуюся с буквалистским понимание атрибутов Бога, с другой.

Томас Гоббс жил на 400 лет позже, в ином политическом и историческом контексте. Он жил в эпоху научной революции 17 века в Англии, когда происходил отказ от религиозного миропонимания в пользу научного. Христианство в целом утрачивало свой авторитет и влияние после эпохи конфликтов Тридцатилетней войны. Латынь (язык католической церкви) перестаёт быть научным языком, активно развивается книгопечатание на национальных языках, уже появился Декарт с его радикальным скептицизмом, то есть интеллектуальная среда способствовала выбору и разработке иных интеллектуальных методов, чем те, что были традиционны для западного христианства.

Вторая причина выбора эмпиризма Гоббсом – это его материалистическое понимание Бога, то есть такое же, как и у Ибн Таймии, только Гоббс гораздо последовательнее в своём эмпиризме и прямо заявляет, что Бог должен быть материален, но представляет Собой особую материю. Гоббса иногда ошибочно причисляют к атеистам. Он не был христианином, так как, будучи последовательным эмпириком и материалистом, он подвергал сомнению достоверность христианских писаний, но и атеистом он не был тоже. Вот что он пишет в своём главном труде «Левиафан» о Боге: «Покажи мне, если можешь, слово “бестелесный” или “нематериальный” в Писании. Я же покажу тебе, что вся полнота божества во плоти пребывала во Христе. Все мы пребываем и движемся в боге, говорит апостол. Но все мы имеем величину. А может ли то, что имеет величину, находиться в том, что не имеет величины? Бог велик, говорится в Писании, но величина не может мыслиться без телесности».

Гоббс отрицал врождённость веры в Бога у человека, не признавая онтологического доказательства существования Бога (основного в католицизме), вместе с тем принимая космологическое доказательство в интерпретации Аристотеля,  религию он считал продуктом человеческого ума. При жизни его труды запрещались, «Левиафан» в своё время был запрещён в Англии. В частности, она была включена в «Судебное решение и постановление Оксфордского университета в созыве от 21 июля 1683 г. против некоторых пагубных книг» и подлежал сожжению. Это ещё один пункт, который сближает двух мыслителей – при жизни они подвергались преследованиям за свои взгляды: Ибн Таймия сидел в тюрьме, Гоббс тюрьмы избежал, но его труды сжигались, а сам он был вынужден покинуть родину, опасаясь преследований.

Но если Ибн Таймия известен в первую очередь своими богословскими взглядами, то Гоббс – политическими, хотя каждый из них затрагивал как богословские, так и политические вопросы.

Ибн Таймия раскрывает свои политические взгляды в своём труде «Сияса Шар’ийа», опять же, он не настолько последователен и глубок в своей политической теории, как Гоббс, или прагматичен, как Ибн Хальдун, который фактически был его современником, но в политических взглядах есть нечто, объединяющее их.

Центральной идеей «Левиафана» Гоббса является «общественный договор», согласно которому люди частично отказываются от своих суверенных прав в пользу государства, чтобы обеспечивать свои интересы через его посредничество и власть. Нечто подобное высказывает и Ибн Таймия: правители и подданные имеют определённые обязанности по отношению друг к другу – правители повелевают творить одобряемое и запрещают порицаемое, а подданные подчиняются правителю в том случае, если его постановления не противоречат нормам шариата. То есть люди делегируют обеспечение своих прав правителю, чтобы он стал гарантом законности. Другой идеей Ибн Таймии является допустимость наличия нескольких халифов при сохранении религиозного единства, фактически узаконивание политического плюрализма.

У Гоббса государство – это изначально союз людей, в котором воля одного (государства) является обязательной для всех граждан.

Суммируя вышесказанное, мы можем сделать вывод, что эмпиризм (и вытекающий из него материализм) хорош как модель в мирских науках – там, где вы имеете дело с людьми и природными явлениями, лучше всего он работает в естественных науках, несколько хуже – в гуманитарных и совсем плохо – в богословии и метафизике. Наши герои тому пример, они создали выдающиеся труды в области политической философии, Гоббс – в первую очередь, с его «Левиафаном» в богословии. Их эмпиризм привёл к ереси и противоречию всей суннитской традиции в одном случае и отрицанию всего института (церкви) и религии – в другом.

Я надеюсь, моя статья была полезной, и тауфик лишь от Аллаха.

Похожие материалы