Это одна из важных книг в той культурной войне, что идет в арабском мире в области гуманитарного знания уже больше ста лет. После колонизации Египта, который всегда был культурным центром мусульман, появилась гуманитарная жизнь, связанная с языком, литературой, историей. Эстетические взгляды историков, писателей, поэтов, знатоков языка стали крайне западными – ультразападными.
Махмуд Шакир пишет, что пребывал в растерянности в 20-30 годы, после Первой Мировой войны. Литературное общество, в котором он находился, кардинально отличалось от того культурного наследия, к которому принадлежали мусульмане.
[В своей книге] он апеллирует к такому писателю, как Таха Хусейн – одному из крупнейших арабских писателей. Он был лидером движения отказа от исламских корней и продвигал идеи европеизации, считал, что можно забыть арабский язык, что главное – стать европейцами. Таха Хусейн был женат на француженке, и после его смерти она забрала их детей и уехала во Францию. Его дети, дети великого арабского писателя, не знают даже арабских букв.Он был главой секуляризма в области литературы, таким же, как Мухаммад Абдо и его школа, разрушавшие основы Ислама с позиции теологии.Секуляристам противостояли такие люди, как шейх аль-Ислам Мустафа Сабри, шейх аль-Ислам Кавсари, и другие суннитские гиганты в области теологии.
Каким образом современные арабские поэты и писатели могут навредить Исламу? У Таха Хусейна есть книга, посвященная поэзии эпохи невежества (джахилия), и он говорит, что такого понятия не существует, что это всего лишь выдумка. А это очень важно для нас – доказать наличие поэзии эпохи невежества. Это связано с доказательством чуда (и’джаз) Корана. Если не существовало поэзии той эпохи, то мы не можем сравнить Коран с литературными памятниками того периода и показать, что Коран не похож ни на что из того, что было тогда написано. Необходимо показать, что поэзия эпохи невежества и Коран абсолютно не подобны друг другу.
Таха Хусейн отрицает поэзию эпохи невежества, а это закрывает возможности доказательства и’джаза Корана – того, что Коран не может быть результатом какого-то творчества, это Божественное Писание, и это можно ясно ощутить, читая поэзию того периода и сравнивая ее с Кораном.
Имам Бакиляни написал несколько книг, посвященных и’джазу Корана. И он говорит, что если читать арабскую поэзию, то за каждым произведением виден человек, видна какая-то личность, прослеживается жизненный опыт – видна позиция автора. В случае с Кораном, если ты стал мастером в поэзии, ты чувствуешь, что Коран не мог быть написан человеком, ты физически это ощущаешь. Поэтому, если поэзии эпохи невежества не существует, то и Коран не с чем сравнивать. Таким образом, литературоведение имеет отношение к шариатским наукам и неподобию Корана.
Устаз Махмуд Шакир вырос при этих людях – явных грешниках, безбожниках, взращённых европейцами как интеллигенция. То же самое произошло и в мусульманских республиках. Вся интеллигенция взращена коммунистами – она их продукт, даже если они непосредственно не являются коммунистами, они – продукт коммунистической школы, и все – либо вероотступники, либо упорствующие на больших грехах. Все, что их интересует из так называемой национальной культуры, связано с запретными – согласно Шариату – аспектами этой культуры.
Он понял, что все основано на Исламе. Ислам – база этого мышления, этой культуры. Если ты отрезаешь себя от этой акыды, от ахляка (принципов исламской этики), ты отрезаешь себя полностью.
Махмуд Шакир приводит слова Таха Хусейна, который говорит, что необходимо быть как Декарт: ты должен полностью отказаться от каких-то связей и постараться смотреть на вопрос с сомнением, без предвзятости, без начальных позиций. Шейх Шакир не принимает эту идею, говоря, что это невозможно, ведь у человека есть язык – язык уже формирует мышление; у человека есть жизненный опыт, культурный контекст, окружающий его. Человек не может быть чистым, не связанным абсолютно ни с чем. Мышление, анализ всегда сопряжены с окружающей человека культурной жизнью.
Он говорит, что философы конца XIX-го века, такие как Ницше и Шопенгауэр, приходят к тотальной анархии, абсолютному следованию своим страстям. Защитой же от этого служит следование религии. Религия, язык, история – твое культурное наследие помогает тебе, оно защищает тебя от страстей. Абстрактные правила не могут изменить человека.
Далее шейх Шакир пишет, что усердие, которое проявляет тот или иной ученый, становится частью Ислама. Например, имам Газали – мы не мыслим Ислам без него, мы не можем представить ислам без книги «Ихья улюм ад-дин». Усердие, которое проявляют сыны уммы, в итоге становится частью религии. Он выражает идею, что следование религии (тамассук) – одна из удивительных вещей этой уммы. Если посмотреть на европейское христианство, можно увидеть, что в реальной жизни его последователи не были религиозными – они были фанатичны, но, когда дело касалось соблюдения их религии, начинался хаос.
Византийская империя, как правило, воевала с собственным народом, и в зависимости от того, какую версию христианства принимал тот или иной император, они начали убивать и преследовать тех, кто исповедовал какую-то другую форму христианства. Мусульмане же сказали: «Платите джизью (подушный налог) – и нас не интересует, что вы делаете», – и христиане были очень обрадованы этим. Захват этих земель вселил страх в сердца христиан. Когда мусульмане начали продвигаться и угрожать Византийской империи, ее правители написали письмо своим единоверцам на Запад. На тот момент уже произошло разделение христианства на его восточную и западную части. Бoльшая часть Европы обладала значительными человеческими ресурсами. Византийские правители звали на помощь для защиты своих земель от нападения мусульман. Таким образом, именно православные были инициаторами крестовых походов. Сложилось мнение, что в крестовых походах принимали участие лишь католики – да, они сражались, но инициировали это православные христиане. И ударило это в первую очередь по ним. Константинополь был разграблен европейцами, и это предрешило падение Византийской империи.
Начались крестовые походы, и это стало вторым этапом в отношениях между исламским миром и западным христианством. Европейцы из этих походов вынесли следующее: во-первых, мусульмане – более продвинутая цивилизация. Их быт, культура, язык, наука более продвинуты, чем европейские. Это было очень важным фактом для христиан – признание того, что они более отсталая цивилизация. Полчища и орды христиан атаковали мусульман, и в итоге они были отброшены, Иерусалим был отвоеван.Военное поражение, ощущение своей отсталости и желание догнать мусульман – все это было движущими мотивами европейцев того периода. Они стали пытаться доставать арабские книги. Даже богословы, например, Фома Аквинский, уже были под влиянием арабского богословия. Изучая арабский язык, европейцы строили свою теологию, реконструировали греческую философию, на которую они опирались.
Каким образом человек, пять лет изучавший язык в университете, человек, который не вкусил эту религию, эти ценности – каким образом он может быть специалистом в этой религии? Этого не может быть. Да, они могут в какой-то степени рассказывать своим соплеменникам о других культурах, но каким образом они могут быть специалистами, которые объективно оценивают нашу культуру? Выносят о ней суждения и нас же ей обучают? Это сумасшествие!
Вторая составляющая – это язык, на котором ты делаешь дуа, читаешь намаз. И третья важная часть – сопряженность, отсутствие отчуждения от этой культуры. В романе Жан-Поля Сартра «Тошнота» описывается европеец периода окончания Первой Мировой войны, очень важного периода в истории Европы, когда множество людей осознало, что эта война – прихоть правителей и никакого отношения к народам она не имеет. Люди поняли, что они всего лишь пушечное мясо. Осознание бессмысленности этой войны привело европейцев к отчуждению от своей культуры. Европейцы перестали считать себя ее частью. Во многом, именно поэтому стали распространяться идеи социализма. Сопричастность к культуре, понимание, что ты – «сын этой уммы», – у европейцев это исчезло.Культурная самоидентификация имеет очень важное значение. Только таким образом ты сможешь вкусить и понять эту культуру.
Шейх говорит о соотношении между языком и разумом. Исследования в области нейропсихологии, нейролингвистики, связанные с мозгом, языком, мышлением, говорят, что разум неспособен сделать что-либо без языка. Деятельность разума вне самого разума вербальна: либо ты пишешь, либо говоришь, либо жестикулируешь. Язык жестов – тоже язык. Любая твоя идея сопряжена с языком, и лишь через язык ты способен выражать то, что ты думаешь. Язык, в свою очередь, влияет на мышление. Арабский язык есть продукт Корана. Это проявление специфики Ислама по отношению к другим религиям. Поскольку Коран – Священная Книга, источник Шариата, именно коранический арабский язык является классическим, и таковым он всегда останется. Отсюда растут ноги у идеи таких людей, как Таха Хусейн, придать аммии (нелитературному арабскому языку) официальный статус. Тот язык, на котором арабы разговаривают в повседневной жизни, кардинальным образом отличается от классического арабского языка. Мусульманские богословы не позволяют этому свершиться. Разговорный язык не имеет письменности, он не кодифицирован. Умма не признает его как язык, мы никогда не дадим ему статус языка, на котором пишутся книги, и у которого есть своя грамматика. Поэтому религия и язык не отделимы друг от друга. Если ты относишь себя к этой культуре, к этому языку, то язык является естественной ее частью.
Шейх Махмуд говорит, что в мусульманском мире в 11-12-м веках началось Возрождение. Он приводит Мухаммада Ибн Абдуль-Ваххаба как пример исламского Возрождения и Шаукани как пример отказа от таклида. Здесь я, конечно, с ним не согласен. Призыв Ибн Абдуль-Ваххаба стал одной из причин развала исламской цивилизации. Он считал, что Османский халифат – это халифат многобожия (ширк), что мусульмане с восьмого века – в ширке. Это признание наследия огромной части твоей уммы ширком и заблуждением. Какое отношение это имеет к Возрождению? Может, Махмуд Шакир не знал истинных постулатов этого призыва, может, он был поверхностно с ним знаком, но, если посмотреть на суть этого призыва, ясно, что он враждебен к нашей цивилизации. Имам Газали, имам Джувейни, имам Рази – их итогом стало многобожие – так Ибн Абдуль-Ваххаб понимает исламскую культуру. Какое отношение это имеет к Ренессансу?
Что касается Шаукани, то и это принесло больше вреда. Мусульмане развивались, завоевывали территории, следуя мазхабу, совершая таклид. Таклид в основе своей не имеет никакого отношения к косности, отсталости, к нежеланию человека мыслить.
Далее Махмуд Шакир переходит к колонизации Египта. Когда Наполеон вторгся в Египет, когда Египтом правили мамлюки, а он сверг их, установив своих наместников, – все это печальное время в истории уммы. Все это было сопряжено с несправедливостью (зульм), которую творили правители Египта. Ученые Азхара, в частности, шейх Шаркави, шафиитский факих, объявил, что весь Египет должен прекратить функционирование: все закрыли свои магазины, прекратили участвовать в экономической жизни Египта и поставили ультиматум правителям, чтобы те оставили народ в покое. Имам Шаркави пришел к правителю и проклял его: «Будь проклят ты и те, кто тебя сюда продал». В то время существовали люди наподобие опричников, собиравшие дань с жителей. Если правители будут несправедливы к своему народу, при вторжении врагов народ не захочет помочь правителю-тирану. Поэтому Наполеон захватил Египет без труда.
Когда эта делегация прибыла во Францию, местные правители уделили много внимания имаму. Он был выпускником Азхара, из бедной семьи. Его сердце признало превосходство европейских культуры и ценностей над Исламом, и к этому, безусловно, местные чиновники приложили огромные усилия.
Вернувшись, он создал школу иностранных языков. С этого момента началось разделение мусульманского образования на религиозное и светское. Все богатые, успешные люди стали отправлять своих детей в светские образовательные учреждения, где изучались философия, религия, языки, но уже с позиции европейцев. Это стало отправной точкой для разделения мусульманского образования на религиозное («для бедных, нищих, глупых») и светское («для умных, богатых, успешных»). Это и определило появление такой элиты, как Таха Хусейн и подобные ему. Так появились люди, которые видели Ислам как историю, мешавшую развиваться, совершать научные открытия, и как наследие, от которого нужно отказаться. Такие люди признавали Ислам, но лишь как часть истории. Разделение образования на светское и религиозное определило появление секуляристов в мусульманском обществе. Эта война идет по сей день – в некоторых арабских государствах министрами культуры были открытые гомосексуалисты. Впоследствии выяснялось, что многих писателей спонсировал Пентагон.
Страшная сила искусства в том, что порок может быть описан и представлен так, что ты будешь ему сочувствовать. Искусство способно менять эстетические воззрения человека, и из этого будет вытекать отношение человека к религии. Большинство европейской литературы антирелигиозно по своей сути. Многие европейцы относятся к религии как к чему-то банальному и скучному, они не видят в ней ничего глубокого. Эстетически они сформированы таким образом, что религия для них – это скучно, это какие-то банальные истины, это смешно.
